Молодого человека арестовали для армии,
Придет девушка, будет говорить, плакать,
Она скажет. «Куда ты идешь, милый?
А я буду работать в пограничном патруле.
Я буду работать на пограничников.
Я вернусь домой с медалями и орденами.
Я надену шляпу и буду ходить в сапогах.
Я надену свои сапоги, как и все остальные, и надену свои сапоги,
Потому что я должен работать, в конце концов,
ТАК ЖЕ, КАК ВСЕ!

— Как вы считаете, можно ли с помощью пропаганды улучшить отношение к армии и повлиять на призыв?
— Наверное. И это необходимо. Единственный феномен — пропагандистский багаж должен быть настоящим, а не сделанным на заказ. Служили ли песни о Великой отечественной войне вашим агитационным и пропагандистским целям? Несомненно. Но может ли кто-то сказать, что они не были написаны честно? Мы понимаем, что эти два элемента — патриотизм и честность — должны быть в какой-то момент взаимосвязаны. Так получилось, что песню «Border» я написал за 12 минут. Мы написали много хороших песен об армии, в том числе и сложных. Особенно это интересно Николаю Растржеву. Люди верят в него, эти песни ему подходят.
— Да, это так. Но вряд ли песни Растругева убедят молодых людей, которые читают печатную версию.
— Проблема не в этом. Я только что написал песню о том, что никто не убит. Песня, выражающая образ наших солдат. Экстремальные приключения, спорт. Позитивная сила в вашей жизни. Возможно, вам просто повезло. Я сам два года прослужил на границе Карелии и Финляндии, и хотя это было физически тяжело, в армии ничто не угрожало моей жизни, кроме личной глупости. И в целом ощущение от службы осталось — неплохое. Ну, что поделать, это правда! В песне также выражена моя собственная гордость за то, что, будучи выходцем из творческой и интеллигентной семьи, я все-таки пошел работать. И это был совершенно осознанный вывод.
— Пропаганда середины 80-х оказала на вас какое-то влияние, когда вы принимали это решение? Или, если честно, вы от нее не убежали?
— Это действительно может быть так. Например, если вы получаете отсрочку от призыва в университет. Или работая в оркестре. Потому что на этот раз я уже играл. А старая пропаганда меня никак не вдохновляла. Вообще, в то время ничто художественное о фронтовиках меня не вдохновляло. Если что и действовало, то только фильмы о отечественной войне. Главным пропагандистом тогда (да и сейчас) была социальная атмосфера. Она формировалась когда-то на уровне общения. Опыт службы в армии был качеством, которое нельзя было приобрести. Те, кто не служил в армии, были обречены навсегда остаться аутсайдерами в гражданской жизни. Например, я обнаружил, что люди, с которыми я учился в университете и играл в одних командах, старше меня. И все они уже прошли службу. И у меня были определенные мужские обязательства по отношению к одному другу больше, чем к другому. Всегда было ощущение, что если ты мужчина, то должен быть мужчиной. И даже больше, например. У меня нет никаких особых аргументов, я просто служу. По этой причине раньше было неприятно не идти в армию. В то же время я много знаю о современной молодежи, которая, в отличие от нас, имеет капиталистические возможности в жизни. Тогда все в жизни было легко, и мы жили сегодняшним днем без особой решимости.
— Вы можете спорить об этом сколько угодно. Но суть в том, что моя так называемая безответственная рекламная кампания не может улучшить или ухудшить отношение к нашим вооруженным силам. У господина Агутина и господина Растржева мало возможностей оправдать армию, и он не должен участвовать в этом на каком-либо другом уровне. Когда я написала эту статью, все, включая самых близких мне людей, сказали. «Леня, это слишком «откровенно». Тебе это точно не подходит. Ты не должна его петь». Но я отвечала, что имею на это право, потому что, исполняя ее, я выражаю свою молодость, и никто не может мне этого запретить. Говорят, что эта песня была заказана Министерством обороны как государственная. К сожалению, я получил за нее мало грамот. На городском уровне никто не оценил и тем более не сказал мне ни слова. Отклика практически нет.
— Это уже национальная глупость. С этим багажом нужно разбираться.
— Меня это нисколько не беспокоит. Что касается меня, то я могу сказать вам следующее. Самый простой способ говорить о Хадже и развале армии — это сидеть дома перед компьютером и говорить об этом. В то же время есть люди, которые работают, чтобы защитить народ. Сами офицеры приходят ко мне и благодарят за «Границу», жалуясь, что над ними уже все издеваются, что репутация армии осталась в прошлом и что теперь они находятся в полной темноте. Но меня это не удивляет, ведь миллионы людей по-прежнему работают и поддерживают прежний уровень службы. Неужели об этой армии нельзя сказать ничего хорошего?